Полгода
(Паўгоду)
Я слышал, ты строишь дом.
Такой большой, тысячи и одной ночи не хватит,
чтоб населить его детьми.
А я просто хочу
дописать стихотворение.
Стихотворение, прежде всего, ―
это история про бога,
и хотя кажется, что бог ― тут главное,
главное ― история.
А я всегда думал, что стихотворение ―
это история про любовь и ненависть.
А мы и не любовники, и не враги,
поэтому мне, наверно, было так сложно
написать это клятое стихотворение.
А всё, что я хотел сказать, ―
“жаль, что мы и не любовники,
и не враги”.
И добавить в конце несколько
красивых, веских слов,
например, “голубые гири”.
перевод с белорусского ― Павел Антипов
Я чуў, ты будуеш дом.
Такі вялікі, тысячы і адной ночы не хопіць
засяліць яго дзецьмі.
А я проста хачу
дапісаць гэты верш.
Верш, перш-наперш, ―
гэта гісторыя пра бога,
і хаця падаецца, што бог — тут галоўнае,
галоўнае — гісторыя
А я заўсёды думаў, што верш —
гэта гісторыя пра каханне і нянавісць.
А мы і не каханкі, і не ворагі,
таму мне, напэўна, так складана было
напісаць гэты грэбаны верш.
А ўсё, што я хацеў сказаць, ―
“шкада, што мы і не каханкі,
і не ворагі”.
І дадаць у канцы пару
прыгожых, важкіх словаў,
напрыклад, “блакітныя гіры”.
От кризиса
(Ад крызісу)
Шёл раз Офисный Планктон в пустыню через калиновый мосток,
А под тем мостком в золотом гробу лежал Лирический Герой.
Без рук, без ног, без головы лежал и не думал ни о чём,
А только записывал, что вокруг творится, чтобы потом вам читать.
А навстречу Планктону шёл сам Господь Сус Христос и спрашивал:
― Куда ты, Офисный Планктон, путь держишь, чего хочешь во пустыне?
― А вот лежит же Лирический Герой без рук, без ног, без головы,
И я так пойду и лягу во пустыне. Придёт ко мне Божья Корова,
Принесёт мне бонусы, и никогда боле у меня кредитов не будет.
Тогда Сам Господь Сус Христос и спрашивал Лирического Героя:
― Что это за Божья Корова, не знаешь?
― Ну как не знать? Знаю, ― отвечал Лирический Герой,
И слова его были ёмкие, как ключи подземные.
“Я тогда ещё был мал, и золотой гроб казался мне
Большой золотой клеткою, такой большой, что тут могли
Плавать меж Офисного Планктона левиафаны.
И тогда шла из пустыни Божья Корова,
Ступая по спинам левиафанов.
И крылья её были красные-красные без всякой точечки.
И пальцем даже она калиновый мосток не тронула.
Она шла и раздавала всем кредиты и бонусы,
И если кто брал кредит или получал бонус,
То на крыльях у Божьей Коровы появлялась точка.
И в скором времени этих точек стало так много,
Что в институте зоологии два доктора полюбилися
Друг с другом и поженилися.
И теперь у них дети смотрят телевизор на канале,
На котором ничего-то не транслируют, и кричат взрослым
Вместо “Снежит!” ― “Бозая калова!”
Потому как много уж слишком точечек появилось на её крыльях,
И она больше не могла ступать по спинам левиафановым,
А только шла по земле и тихо плакала.
И где одна слезинка падала, там бакс падал.
А где другая слезинка падала, там евро падал.
А в Гарлеме дети показывали на неё пальцем и кричали:
“Niger, niger”, ― хоть и редко, а она и туда забредала.
И тогда Божья Корова стала небу молиться
Ко всем коровкам. Говорила: “Коровки, коровки, возьмите меня
На небко. А исполнилося мне тридцать три года
И три месяца. А печаль мою развейте
По висящим лозам,
По белым берёзам,
По гнилым колодам
Вы печаль развейте!
А что было с Божьей Рёвой-Коровой дальше,
Я не знаю”, ― на этом и кончил Лирический Герой.
Тогда посмотрел на всех Сам Господь Сус Христос строго.
Хотел что-то сказать, но тут шла бабка-арабка,
Куда шла, откуда ― никто не знал,
Однако же стали все они вместе шептать:
“Вот в золотом гробу лежит Лирический Герой
Без рук, без ног, без головы,
И как ему из гроба не вставать,
Так кризису не бывать,
Кризису не бывать,
Кризису не бывать,
Кризису не бывать”.
перевод с белорусского ― Павел Антипов
Ішоў неяк Офісны Планктон у пустыню праз калінавы масток,
А пад тым мастком у залатой дамавіне ляжаў Лірычны Герой.
Без рук, без ног, без галавы ляжаў і не думаў ні пра што,
А толькі занатоўваў, што адбываецца, каб пасля вам чытаць.
А насустрач Планктону ішоў сам Госпад Сус Хрыстос і пытаў:
— Куды ты, Офісны Планктон, ідзеш, чаго хочаш у пустыні?
— А вось ляжыць Лірычны Герой без рук, без ног, без галавы,
І я пайду так лягу ў пустыні. А да мяне прыйдзе Божая Кароўка,
Прынясе мне бонусы, і больш ніколі ў мяне крэдытаў не будзе.
Тады Сам Госпад Сус Хрыстос і пытаў у Лірычнага Героя:
— Што гэта за Божая Кароўка, не ведаеш?
— Як не ведаць? Ведаю, — казаў Лірычны Герой,
І словы ягоныя былі ёмкія, як ключы падземныя.
“Я тады яшчэ быў маленькі, і залатая дамавіна падавалася мне
Вялікаю залатою клеткаю, такою вялікаю, што тут маглі
Плаваць між Офіснага Планктону левіяфаны.
І тады ішла з пустыні Божая Кароўка,
Крочачы проста па спінах левіяфанаў.
І крылы яе былі чырвоныя-чырвоныя без аніводнай кропкі.
І нават пальцам яна не кранула калінавы масток.
Яна ішла і раздавала ўсім крэдыты і бонусы,
І калі хто браў крэдыт або атрымліваў бонус,
Дык на крылах у Божай Кароўкі з’яўлялася кропачка.
І хутка гэтых кропачак зрабілася так шмат,
Што ў інстытуце заалогіі двое дактароў навук закахаліся
Адно ў аднаго і ажаніліся.
І цяпер у іх дзеці глядзяць тэлевізар на канале,
Дзе нічога не перадаюць, і крычаць дарослым
Замест “Снежыць!” — “Бозыя калоўка!”
Бо вельмі ж шмат кропачак з’явілася на ейных крылах.
І яна больш не магла хадзіць па спінах левіяфанаў,
А толькі крочыла па зямлі і ціха плакала.
І дзе адна слязінка падала, там і бакс падаў.
А дзе другая слязінка падала, там і еўрык падаў.
А ў Гарлеме дзеці паказвалі на яе пальцам і крычалі:
“Niger, niger”, — бо гады ў рады ж яна туды заходзіла.
І тады Божая Кароўка пачала маліцца проста ў неба
Да ўсіх баговак. Казала: “Багоўкі, багоўкі, вазьміце мяне
У неба. Бо споўнілася мне трыццаць тры гады
І тры месяцы. А боль мой разнясіце
Па ніцых лозах,
Па белых бярозах,
Па гнілых калодах
Разнясіце боль мой!”
А што было з Божай Кароўкай фарбаванай галоўкай далей,
Я не ведаю”, — на гэтым і скончыў Лірычны Герой.
Тады паглядзеў на ўсіх Сам Госпад Сус Хрыстос сувора.
Хацеў штосьці сказаць, але тут ішла бабка-арабка.
Куды йшла, адкуль ― ніхто і не ведаў,
Але сталі ўсе яны разам шапатаць:
“Вось у залатой труне ляжыць Лірычны Герой
Без рук, без ног, без галавы,
І як яму з дамавіны не ўставаць,
Так крызісу не бываць,
Крызісу не бываць,
Крызісу не бываць,
Крызісу не бываць.
Стихотворение для свободы
(Верш на свабоду)
стихотворение для свободы — досрочное голосование
девяносто восемь процентов свободы
два процента стихотворения
я тоже напишу стихотворение для свободы,
хоть меня и не просили,
кто-то же должен обеспечить эти два процента
ага. напишу хоть и не просили
а что вы думали стихотворение для свободы — это очередь на квартиру
двадцать лет ждёшь и получаешь?
нет стихотворение для свободы — это очередь в общественный туалет
не повезло — обосрался
перевод с белорусского ― Павел Антипов
верш на свабоду — датэрміновае галасаванне
дзевяноста восем адсоткаў свабоды
два адсоткі вершаў
я таксама напішу верш на свабоду,
хаця мне і не замаўлялі,
хтосьці ж мусіць забяспечыць гэтыя два адсоткі
ага. напішу хаця і не замаўлялі
бо што вы думалі верш на свабоду — гэта чарга па кватэры
дваццаць год чакаеш і атрымліваеш?
не верш на свабоду — гэта чарга ў грамадскую прыбіральню
не пашэнціла — абасраўся
***
(гэта зімо нвт мае врш сталі крцейшы)
это зимо даж мои стхи стали крче
птмчт н мрзе только и скажш
нхй
перевод с белорусского ― Павел Антипов
гэта зімо нвт мае врш сталі крцейшы
бо н мрзе толькі і скажш
нхй
Всегда твой, маленький Хуан Пабло
(Заўсёды твой, маленькі Хуан Пабла)
Этим летом все время снилось,
будто я сын Пабло Эскабара
и зовут меня Хуан Пабло.
И мы с папой плывем на огромном белом
левиафане
куда-то через Океан.
И вдруг он хватается за сердце и падает в
воду —
американская пуля.
И так мы плыли каждую ночь в обещанную нам
страну.
А утром на моих губах все еще был
привкус
соленой Атлантики.
Когда Пабло Эскабар, кровавый убийца,
мой папа был молодым,
он крал на кладбище плиты, сбивал с них
надписи и продавал.
Пабло Эскабар ушел гораздо дальше
от создателей палимпсестов.
Ведь он ничего не хотел писать на этих
плитах.
И меньше всего он хотел написать там
“Пабло Эскабар”.
Вот почему я не мог каждую ночь не видеть
его,
который убил бы меня только для того,
чтоб продать моим родным плиту на могилу.
Все лето я думал о том, что снится
тебе.
А сегодня вдруг понял, что это было.
Как будто ты огромный белый левиафан,
Который везет на своей широкой спине двух
мальчиков
в пригрезившуюся страну.
И это хорошо, что я наконец понял,
что ты везешь только меня, куда б я ни
плыл.
Сегодня кончилось лето,
а я вдруг вспомнил, что мы уже два года
вместе.
И ты везешь меня на своей широкой спине
через Океан.
И соленый привкус на моих губах —
это привкус осени,
в которую мы вплываем вместе —
огромный левиафан и маленький Хуан Пабло.
перевод с белорусского ― Кирилл Дубовский
Гэтым летам я ўвесь час сніў,
нібыта я сын Пабла Эскабара
і клічуць мяне Хуан Пабла.
І мы з бацькам плывем на гіганцкім белым левіяфане
кудысьці праз Акіян.
Ды раптам ён хапаецца за сэрца і валіцца ў хвалі —
амерыканская куля.
І так мы плылі кожную ноч у абяцаную нам краіну.
А зранку на маіх вуснах усё яшчэ быў прысмак
салёнай Атлантыкі.
Калі Пабла Эскабар, крывавы забойца,
мой бацька быў малады,
дык краў на могілках камяні, збіваў з іх надпісы і прадаваў.
Пабла Эскабар пайшоў нашмат далей
ад стваральнікаў палімпсестаў.
Бо ён нічога не хацеў пісаць на гэтых камянях.
І меней за ўсё ён хацеў напісаць там “Пабла Эскабар”.
Вось чаму я не мог кожную ноч не сніць яго,
ён забіў бы мяне толькі для таго,
каб прадаць маім сваякам пліту на магілу.
Праз усё лета я думаў пра тое, што сніш ты.
А сёння раптам зразумеў, што ты сніла,
нібы ты — вялікі белы левіяфан,
які вязе на сваёй шырокай спіне двух хлопчыкаў.
У прымроеную краіну.
І гэта добра, што я нарэшце зразумеў,
што ты вязеш толькі мяне, куды б я ні плыў.
Сёння скончылася лета,
а я раптам згадаў, што мы ўжо два гады разам.
І ты вязеш мяне на сваёй шырокай спіне
праз Акіян.
І салёны прысмак на маіх вуснах —
гэта прысмак восені,
ў якую мы ўплываем разам —
вялікі левіяфан і маленькі Хуан Пабла.
© Андрэй Адамовіч, 2011
© Павел Антипов, перевод, 2011
© Кирилл Дубовский, перевод, 2011
